Закончила слушать лекции о русской литературе XX века. С разнообразными сильными чувствами слушала их и книги, которым они посвящены. Что же жжёт меня? Пытаюсь разобраться.
В марте на распродаже в любимой «Книженции» приобрела четырёхтомник с разноцветным многоликим Д. Быковым на мягких обложках. И почти сразу оставила попытки прочитать глазами. И текст явно разговорный, и читать всё-таки почему-то теперь могу с трудом. Слушать — могу легко.
Некоторые из книг, описанных лектором, прочитала. Точнее, прослушала, по той же причине. К сожалению, найти в аудио удалось не все книги, которые хотела. Но всё равно порадовалась количеству и качеству литературных записей на просторах интернета. Здорово, что столько книг уже начитано и выложено, и что очень многие исполнены весьма неплохо.
Очень пригодилось пребывание на удалёнке. Вязала крючком и мыла окна под неземного «Леонардо» и зубодробительного «Петра и Алексея» Мережковского. Мерила шагами просторы Муринского ручья под жуткие «Петербургские дневники» Гиппиус.
Сиживала на свежезасаженном цветами балконе под декадентского «Егора Абозова» Алексея Толстого. Гуляла зеленеющими солнечными северными красотами под непривычно открытого и человечного Зощенко, «Перед восходом солнца». Ездила в обезлюдевшую Икею под «Приглашение на казнь» Набокова.
Параллельно слушала цикл лекций С. Б. Переслегина об истории I Мировой во взаимосвязи с историей развития науки, в частности физики и математики. Где он говорил в частности о неизбежности революции в России, например. И другие его лекции, где он говорил о доведении в нашей стране любой идеи до самого её абсурдного варианта развития. И очередную его лекцию о русском культурном коде.
Самыми страшными в цикле Дмитрия Быкова стали завершающие век книги: «Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики» Бориса Стругацкого, написанная в 1995 году, «Географ глобус пропил» Алексея Иванова 1996 года и собственное Быкова «Оправдание» 2000 года.
Они легли в один непрерывный символический ряд конца столетия и заставили заодно вспомнить кровожадную жестокость «Библиотекаря» Михаила Елизарова и болотисто-тягучую безысходность «Елтышевых» Романа Сенчина.
В этом ряду стоят и «Отягощённые злом» тех же Стругацких, которых впервые прочитала в стройотряде в 1988 году, в журнале «Юность», невесть откуда взявшемся посреди помидорных полей Астраханской области. Тогда, в 18 лет, я не очень-то поняла, о чём там речь. Сейчас, вкупе с последними лекциями о будущем образования того же Сергея Переслегина, его статьёй об этой книге, как будто прочла и увидела немного больше, глубже.
Славность и милость то весеннего, залитого солнцем, то неожиданно тёплого осеннего пребывания в текстах, однако сильно была «подпорчена» трудностью прохождения сквозь эти самые тексты. Даже не трудность то была, чего там трудного: вяжи, гладь шторы или просто шагай с термосом да слушай. А жгучий стыд и страх. Стыд за собственную историю, за кровь, страсти и прочее непоправимое, необратимое, через что прошла моя страна. Страх за неизвестное будущее.
